Да, все удивительнейшие инструменты и способности, дарованные человеку, даны ему не для этой несущественной мирской жизни, а, несомненно, для очень драгоценной предстоящей вечной жизни. Ибо если сравнить человека с животным, то очевидно, что человек, с точки зрения инструментов и способностей, очень богат; он в сто раз богаче животного. В наслаждениях же мирской жизнью и относительно телесной жизни он в сто раз ниже его. Дело в том, что в каждом наслаждении, которое испытывает человек, таится след от тысечей огорчений. Боль прошлого и страхи перед будущим, а также огорчения, возникающие при мысли о том, что и это удовольствие пройдёт, портят ему радость удовольствий и в каждом из них оставляют свой след печали. Но у животного вовсе не так. Оно наслаждается без печалей и забот. Его не мучает боль прошлого, не пугают страхи перед будущим. Оно живёт легко и беспечально, и таким образом благодарит своего Творца.
Стало быть, если человек, сотворённый в образе “Прекраснейшего творения”, будет думать лишь об этой мирской жизни, тогда он, являясь в сто раз выше и богаче животного по дарованиям и способностям, опустится в сто раз ниже такого создания, как воробей.
. . .
…каждый из имеющихся в человеке духовных инструментов и тончайших чувств и способностей имеет развитие в сто раз сильнее, чем у животного. Например, сравни, на каком уровне находятся глаза человека, различающие все степени красоты; язык человека, различающий все разнообразные и особые вкусы пищи; его разум, проникающий во все тонкости истин; сердце, жаждущее обладать всеми видами совершенств; и иные подобные ценности и инструменты человека? И на каком уровне простые, развитые всего лишь на одну-две ступени, органы чувств животного? Однако имеется вот такая незначительная особенность: у животного, в сфере его жизнедеятельности, исключительно лишь у его вида, имеет большее развитие какая-нибудь особая способность, какой-нибудь особый орган. Но это развитие является лишь частным.
(Рисале-и Нур: ‘Двадцать третье Слово‘)